Затянувшаяся война в Сирии, которая привлекла несколько мировых и растущих держав к прямому и косвенному участию, превратилась в микрокосмос нового глобального беспорядка, основанного на сложной многополярности. Поскольку критически важный регион Идлиб, где миллионы невинных сирийских мирных жителей нашли убежище, спасаясь от разрушительных последствий войны, развернувшейся в соседних регионах, а также там, где дислоцированы несколько военизированных групп, продолжает занимать важное место в глобальной повестке дня, можно легко заметить, как меняются альянсы в регионе. Это совсем не удивительно, учитывая хаотичный характер возникающей международной системы, в которой крупные мировые и новые зарождающиеся силы вовлечены во временные, хрупкие, созданные для решения конкретных вопросов союзы, которые открыты для бесконечных переговоров.
К примеру, недавний региональный договор между Турцией и Россией, основанный на тесном сотрудничестве по экономическим вопросам и проектам по национальной обороне, а также принятие единой позиции в отношении проблем региональной безопасности, прошли тщательную «проверку на прочность» в Идлибе. Хотя этот регион был определён ранее как бесконфликтная зона в контексте астанинского процесса после достигнутого между Турцией, Россией и Ираном компромисса, что привело к созданию многочисленных пунктов военного контроля, Москва и силы режима, похоже, непреклонны в своём решении по установлению контроля.
В то время как президент Реджеп Тайип Эрдоган и его российский и иранский коллеги Владимир Путин и Хасан Рухани проводят встречу в Тегеране в рамках третьего трёхстороннего саммита по Сирии в контексте мирных переговоров в Астане, повестка дня закрытых переговоров, скорее всего, будет сосредоточена вокруг критической ситуации в Идлибе, который представляет собой крупнейший географический район, находящийся под контролем сирийской оппозиции. Если говорить о двух жизненно важных геостратегических интересах, таких как сохранение регионального влияния, приобретённого в результате операций «Оливковая ветвь» и «Евфратский щит», а также гуманитарных проблемах, связанных с ещё одним потенциальным массовым притоком беженцев, Турция справедливым образом стремится держать этот регион под контролем легальных групп, имеющих отношение к сирийской оппозиции. Поэтому идеальной позицией Эрдогана в Тегеране было бы попытаться отложить любые шаги де-факто по изменению нынешней военно-политической конфигурации в Идлибе до завершения астанинского процесса.
Но, несмотря на углубление сотрудничества между Анкарой, Москвой и Тегераном по ряду других вопросов, придерживаться данной позиции представляется чрезвычайно сложным, поскольку российские военно-воздушные силы в сотрудничестве с режимом Асада уже активизировали атаки на Идлиб. Подготовка к наземному наступлению уже могла бы вступить в свою заключительную фазу, но то, что имеет значение на саммите в Тегеране — это масштабы и цель возможной наземной операции. С другой стороны, Идлиб является одним из краеугольных камней региональной стратегии Турции в отношении Сирии, поскольку он представляет собой один из последних опорных пунктов сирийской оппозиции. Анкара прекрасно осведомлена о том, что политика умиротворения в отношении сил режима в Идлибе может спровоцировать более масштабное наступление на другие районы, с тем чтобы активизировать контроль по всей территории страны, что чревато серьёзными гуманитарными последствиями. Следовательно, большая часть территории Идлиба, которая включает в себя районы Алеппо, Латакии и Хамы, может представлять собой проход к северным районам Африна Эль-Баб, Джераблус и Аазаз, контролируемым Турцией, с того момента как были проведены две военные операции, в качестве буферных зон для пограничной безопасности и миграционного контроля.
На данный момент конъюнктурные альянсы, которые характеризуют новую сложную многополярность мировой системы, вступили в игру между Турцией, ЕС (в частности, Германией) и США. На этот раз нарастающая напряжённость вокруг Идлиба и вероятность всеобъемлющего наземного нападения сил режима привели ЕС и Турцию к согласию, чтобы предотвратить ещё один крупный наплыв беженцев и разработать предупредительные меры. Это произошло в дополнение к недавнему сближению Турции и ЕС, вызванного зарождающимся неопротекционизмом США и стремлением Анкары к стратегическому балансированию в свете её ухудшающихся отношений с администрацией Трампа.
Но ещё более удивительно то, что Турция и США оказались тесно связаны на фоне кризиса в Идлибе, поскольку обе державы решительно выступили против наземного наступления со стороны сил режима, поддерживаемых Россией и Ираном. Хотя основополагающие мотивы и расчёты их оппозиции радикально отличаются, Анкара и Вашингтон сошлись в единой точке зрения касательно ситуации в Идлибе впервые за долгое время, в течение которого происходил ряд дипломатических споров и стратегических расхождений. Назначение бывшего посла Анкары Джеймса Джеффри в качестве специального посланника по Сирии также может стать дополнительным преимуществом в дальнейшей перспективе.
Но таков характер нового мирового псевдопорядка: временные, хрупкие, прагматичные и быстро меняющиеся альянсы, созданные на основе чётко обозначенных вопросов и проблемных областей. Эти силы с более гибкими и адаптивными принимающими решения сообществами, которые могли бы более эффективно толковать глобальные и региональные процессы, должны непременно извлечь больше пользы из такого положения дел.
